Дело не ограничивалось одними поборами. Паны из Тушинского стана и из лагеря Сапеги под Троицким монастырем размещались на поместных землях и в частных вотчинах, в чужих хозяйствах, для прокормления как самих себя, так и своей челяди, творя великие безобразия. Повсюду ходили польские разбойники и грабители вместе с русскими лихими людьми, бывшими еще свирепее поляков.
Слух о том, что в Новгород прибыл известный своими победами над Вором царский племянник, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, наполнил, разумеется, сердца всех крепких людей русского Севера живейшей радостью. «Для всего Поморья и северных частей Замосковья, – говорит С. Ф. Платонов, – Скопин был представителем государственной власти и военным руководителем с высшими полномочиями. Его «писания» имели силу указов, которым повиновались не только городские миры, но и государевы воеводы по городам. По его «отпискам» местные власти собирали ратных людей и готовы были отпустить их «в сход, где велит быти государев боярин и воевода князь М. В. Шуйский…» Вместе с тем северные города и сами от себя деятельно сносились друг с другом «отписками», чтобы крепко стоять против тушинцев и воров.
После бегства пана Кернозицкого из-под Новгорода Скопин отправил своих воевод, Бороздина и Вышеславцева, в Вологду, которая, вследствие своего выгодного расположения в узле главных путей из Поморья к Москве, начала приобретать важное значение для действий против воров, особенно ввиду того, что в Вологде зимой 1608/09 года случайно собралось множество иностранных и русских купцов с товарами, шедшими через Архангельск и не попавшими в Москву из-за боязни тушинцев. Все купцы, разумеется, оберегая свое достояние, тотчас же перешли на сторону царя Василия Ивановича, который со своей стороны не переставал рассылать грамоты по северным областям.
Такое же значение, как Вологда, получил и Великий Устюг, к коему сходились пути из далеких северо-восточных наших владений и Москвы. Кострома и Галич были городами, где сосредоточивалась главная деятельность против воров на Средней Волге; их жители целовали друг другу крест «за один умереть» и собирали ратных людей. В Нижнем Новгороде горячим противником воров и поляков являлся игумен Иоиль; он писал через игумена Тихоновской пустыни Иону жителям Балахны, «чтобы они не стояли за воров, а действовали бы с нижегородцами сообща и стояли бы на том, кто будет на Московском государстве Государь, тот всем нам и вам Государь…»
Ополчения, выставляемые северными городами, были чисто мужицкими ратями; они избирали своих военачальников всем миром: иногда ими бывали боярские дети, но часто также вдовые попы, священники и другие крепкие люди, хорошо известные посадскому и крестьянскому люду, их выбиравшему.
Конечно, снаряжение этих ополчений от земли шло медленно; при этом они зачастую терпели и неудачи от воровских отрядов; не скоро мог и Скопин-Шуйский дождаться прибытия нанятых им иноземцев и образовать свое воинство, чтобы двинуться на выручку Москвы, а между тем поляки и воры напрягали все свои усилия, чтобы овладеть главным оплотом православия и средоточием всех важнейших путей к северу – обителью преподобного Сергия, его Лаврою, выстроенною во имя Живоначальной Троицы, в 64 верстах от Москвы.
Мы видели, что Сапега при своем движении к Троице наголову разбил на Ярославской дороге высланное против него войско под начальством князя Ивана Ивановича Шуйского; затем, вместе с Лисовским, 23 сентября 1608 года, он подошел к Лавре, которая со времени Грозного была обнесена на протяжении шестисот сорока двух саженей каменными стенами, вышиной в четыре и толщиной в три сажени, с башнями, острогами и глубоким рвом.
Вначале у Сапеги вместе с Лисовским было до 30 000 человек войска, но так как осада затянулась и Сапега вынужден был рассылать отряды в разные стороны, то иногда у него бывало не более 10 000 человек.
Защитников же Лавры было всего около полутора тысяч человек, в том числе дворян, боярских детей, казаков и разных собранных в нее людей – 1300 человек и до 200 человек иноков, способных носить оружие, из которых многие были прежде воинами и теперь поверх ряс надели ратные доспехи. В Лавру, кроме того, собралось множество стариков, женщин и детей из окрестных деревень и сожженных вокруг монастыря посадов, так что теснота в ней была большая.
Продовольствием и боевыми припасами монастырь был снабжен довольно обильно, но было мало заготовлено дров.
Сапега расположился станом по западную сторону Лавры, на Дмитровской дороге; с ним были: князь Константин Вишневецкий, пан Казановский, братья Тышкевичи и другие именитые поляки, а Лисовский, в отряде которого находилось много казаков, стал по юго-восточной стороне обители; сильные польско-воровские отряды заняли остальные дороги, шедшие к Троице.
Архимандрит Иосаф привел воевод и всех ратных людей к присяге у гроба преподобного Сергия, что они будут биться крепко и «без измены» против врагов православия и Отечества, и затем повелел непрестанно совершать богослужение и пение молебнов святому Сергию. Защитники же его обители готовились всеми силами к отражению врага. Одна половина их всегда находилась на стенах и башнях, вооруженных пушками и пищалями, а другая предназначалась для замены убитых и больных и для производства вылазок; во главе этих вылазок часто становились храбрые иноки.
Вместе с тем иноки деятельно рассылали грамоты в неприятельский стан к казакам и русским-ворам, убеждая их покаяться и отложиться от врагов нашей веры. Сапега и Лисовский, как мы говорили, думали, что им легко будет управиться с обителью, но скоро должны были убедиться в противном; 23 сентября, в день подхода к Лавре, неприятель был встречен смелой вылазкой из монастыря, а затем все его попытки овладеть ею приступом были отбиты. Скоро поляки с негодованием стали писать Вору в Тушино про иноков Сергиевой Лавры, что эти черные вороны, сидя в каменном гробу, делают им великие пакости: «Доколе стужают великому твоему благородству граворонове сии, возгнездившиеся во гроб каменный, и докуда седатые пакоствуют нам повсюду…»