История Смутного времени в России. От Бориса Годун - Страница 81

«Бояре, – доносил Яков Делагарди своему королю Густаву Адольфу на основании «расспросных речей» пленных, – сидевшие с поляками в Москве, осажденной русскими, после взятия ее выехали из Москвы под предлогом, что они хотят съездить на богомолье, согласно их вере, как они должны бы сделать еще во время осады, но больше по той причине, что к ним враждебно относятся все простые люди страны из-за поляков, с которыми были заодно».

Прежде чем приступить к великому и святому делу, для которого был созван собор, члены его решили провести три дня в посте и молитве.

Затем начались совещания, подробностей о которых до нас, к сожалению, не дошло, и поэтому мы можем делать о них лишь кое-какие догадки. В первую голову был поставлен вопрос об избрании государя из иноземных царствующих домов. Как мы видели, чтобы не иметь лишних врагов при освобождении Москвы от поляков, летом 1612 года завязались переговоры о выборе шведского королевича Филиппа; кроме того, Пожарский сносился и с германским императором о возможности выбора его родственника, Максимилиана Габсбургского. Затем был поднят вопрос и о татарских царевичах, бывших в Московском государстве, но на самом деле было твердо решено выбрать государя только из своих прирожденных русских людей.

Весьма хорошо осведомленный и правдивый «Новый летописец» говорит, что в Москву в декабре 1612 года прибыл «из Новагорода от Якова Пунтусова посланник Богдан Дубровской», сообщивший, что «королевич (Филипп) идет в Новгород. Они же ему отказаша сице: «Того у нас и на уме нет, чтобы нам взяти иноземца на Московское государство; а что мы с вами ссылались из Ярославля, и мы ссылалися для того, чтобы нам в те поры не помешали, бояся того, чтобы не пошли в поморские городы; а ныне Бог Московское государство очистил, и мы рады с вами за помощью Божиею битца итти на очищенье Новгородского государства».

Затем на соборном совещании было порешено: «Литовского и шведского королей и их детей и иных немецких вер и никоторых государств иноязычных не христианской веры Греческого закона на Владимирское и Московское государство не избирать, и Маринки и сына ее на государство не хотеть, потому что польского и немецкого королей видели на себе неправду и крестное преступленье и мирное нарушенье: литовский король Московское государство разорил, а шведский король Великий Новгород взял обманом».

После этого приступили к выбору из своих; в этих выборах весь январь и начало февраля 1613 года прошли в большом беспокойстве: «И тако бысть, – по словам князя И. М. Катырева-Ростовского, – по многи дни собрание людем, дела же толикие вещи утвердити не возмогут».

«И многое было волнение всяким людем, – рассказывает «Новый летописец», – коиждо хотяше по своей мысли деяти, коиждо про коего говоряше: не воспомянуша бо Писания, яко «Бог не токмо царство, но и власть, кому хощет, тому дает: и кого Бог призовет, того и прославит… И кто может судьбы Божия испытати: иные убо подкупахусь и засылаху, хотяше не в свою степень, Богу же того неизволишу».

После рассказывали, что сильно домогался царского престола князь Димитрий Тимофеевич Трубецкой, а затем создалась сплетня, что даже и князь Д. М. Пожарский добивался избрания, но впоследствии сам сплетник, дворянин Сумин, торжественно отказался от нее, хотя, конечно, как вождь Нижегородского ополчения, совершивший великий подвиг очищения государства от врагов, – Пожарский в умах многих и мог являться желанным избранником. Но этому прежде всего препятствовала врожденная скромность самого князя Димитрия Михайловича, что запечатлено и в современной народной песне: «Выбираем мы себе в цари из бояр боярина, славного князя Димитрия, Пожарского сына», на что последний отвечает: «Недостоин я такой почести от вас».

В другом современном сказании, «Хронографе», рассказывается, что на соборе Пожарский стал говорить: «Теперь у нас в Москве благодать Божия воссияла, мир и тишину Господь Бог даровал: станем у Всещедрого Бога милости просить, дабы нам дал Самодержателя всей России. Подайте нам совет благий. Есть ли у нас царское прирождение». На это все умолкли. Затем духовные власти держали такое слово: «Государь Димитрий Михайлович! Мы станем собором милости у Бога просить. Дай нам сроку до утра».

На следующий же день, 7 февраля, когда собрался весь собор, какой-то дворянин из Галича выступил вперед и представил письменное мнение, что государю из племени Иоанна Калиты – Феодору Иоанновичу – ближе всех по родству приходится Михаил Феодорович Романов, почему он и является прирожденным Царем.

На это послышались голоса: «Кто прислал такую грамоту, откуда?» Но в то же время вышел и донской атаман и также подал грамоту. «Что это ты подаешь, атаман?» – спросил его Пожарский. «О прирожденном царе Михаиле Феодоровиче», – послышался ответ.

Таким образом, и земщина, и казачество, всегда между собою враждовавшие, произнесли одно имя, на котором сошлись все лучшие чувства русских людей и которое должно было их всех примирить.

«Тако благослови Бог и прослави племя и сродство царское, – говорит летописец, – достославного и святого и блаженныя памяти государя царя и великого князя Феодора Ивановича всея Русии племянника, благоверного и Богом избранного и Богом соблюдаемого от всех скорбей царя государя и великого князя Михаила Феодоровича всея Русии самодержца, сына велика боярского роду боярина Феодорова сына Никитича Юрьева».

Чтобы новый царь был действительно желанным избранником всей земли, решено было разослать по всем городам и уездам надежных людей и расспросить народ, как он отнесется к этому выбору.